Если посмотреть на российские социальные сети со стороны, особенно на тот их сегмент, где средний класс и интеллигенция в Москве и других крупных городах обсуждают политику (а больше в современной России политику особо и негде обсуждать), может возникнуть шизофреническое ощущение.
Это утверждение верно вообще всегда (не стоит читать русский Фейсбук, если вы морально не подготовлены к этому, это зрелище не для слабонервных), но в последние несколько недель — после отравления Алексея Навального в аэропорту Томска — особенно.
Дело в том, что российские блогеры, активисты, журналисты, эксперты и политологи, да что там, и просто граждане, спрашивают у других блогеров, активистов, журналистов, экспертов и политологов и просто граждан — почему же никто не вышел на улицы Москвы и других городов, когда Навального ввели в кому и тем более когда Ангела Меркель объявила, что Навального отравили ядом «Новичок».
Звучат не просто причитания: «Ах, как же мы оказались в этой точке, где всем все равно». Но звучат и прямые, резкие и хлесткие обвинения. Именно они и выглядят шизофренично, конечно. Ведь если бы все, кто написал хотя бы одно сообщение на эту тему в социальных сетях, вышли на акцию протеста, вышла бы весьма приличная толпа.
Но они не вышли.
Можно было бы найти сразу несколько рациональных причин, почему этого не произошло. Например, потому что было непонятно за что митинговать. Мол, немецкие врачи, лечите лучше и быстрее? Ну они и так лечат. Например, можно было бы сказать, когда Навального собирались на пять лет посадить в тюрьму в 2013 году, десятки тысяч человек смело вышли в центр Москвы — и Навального отпустили в тот же день.
Эта гипотеза о том, что в России люди выходят на митинги только когда есть шанс что-то изменить, легко опровергается массовым шествием по набережной у Кремля после убийства Немцова в 2015 году. Очевидно, та акция уже не могла вернуть Немцова, но люди не могли не выйти.
А сейчас могли не выйти. И не вышли. Почему же?
Вообще рассуждения о выходе и невыходе на митинги в России в рациональной плоскости глубоко ошибочны. Иногда эта интерпретация может быть подогнана под свершившийся факт, но как рабочая модель для прогнозов это полная ерунда.
Древние философы-стоики говорили: переживай только из-за того, что ты можешь изменить. По такой логике в России никто не должен переживать не из-за чего, потому что каждый живущий в России внутренне и подсознательно ощущает холодное кафкианское дыхание бездушного бюрократическо-насильственного аппарата, который, если захочет, перемолет каждого. Несколько лет назад «Мегафон» отказался даже от слогана «Будущее зависит от тебя». И это было печальным, но честным решением.
В рациональной плоскости, повторю, в России все крайне печально. Изредка появляются люди, которые верят, что теми же методами, что на Западе (митингами, петициями, выборами) можно изменить будущее. Очень быстро они сталкиваются с кафкианским чудовищем — и либо отказываются от этой затеи, либо становятся немного сумасшедшими. Очень трудно годами чего-то добиваться и осознавать тщетность своих усилий.
Разгадка в том, чтобы посмотреть за пределы рациональной плоскости, отправиться в глубины российского коллективного подсознательного.
Тогда можно убедиться что митинги в России носят вероятностный характер — как в современной физике. Они своего рода как кот Шредингера. Каждый день и каждый час в каждом городе России одновременно проходит и не проходит митинг. Митинги в России одновременно возможны и невозможны. Их и не ждут, и их ждут все.
С разной степенью отрефлексированности это чувство разделяют по все стороны от всех баррикад — и в администрации президента, и в фонде Навального, и в полиции, и в независимых профсоюзах.
Опытный политик в России никогда не скажет: «Мы сейчас сделаем первое, второе и третье, после чего наверняка случится массовый митинг». Собирание митинга в России это всегда волшебство, напоминающее камлания шаманов с целью вызвать дождь. Возможно, если сделать нечто, а потом еще трижды плюнуть через плечо, соберется митинг. А возможно и нет.
Такое ощущение, что где-то в подводной части массового сознания вызревает годами гремучая смесь из гнева и боли, страха и страдания, ненависти и насилия. Иногда ткань рационального прорывается и вылезают на поверхность робкие протуберанцы того, что варится.
Почему, например, за журналиста Ивана Голунова вышли тысячи людей и в итоге его отпустили, а за журналиста Ивана Сафронова вышли десятки человек и в итоге его отпускать не собираются. Аналитики-интерпретаторы задним числом показывают, что освобождение Голунова было почти неизбежным, но это, конечно, неправда. Голунов был малоизвестным широкой публике журналистом, и шансы его в первые часы казались откровенно невысокими. Ведь сколько до этого случаев, когда подбрасывали наркотики. И никогда система не сдавала назад.
Или, например, арест хабаровского губернатора Фургала. Никогда даже за самых популярных чиновников не выходили люди, не говоря уже о том, чтобы выходить несколько недель подряд. Тут, как и в случае с Голуновым, просто что-то прорвало.
Прорвало то, что зрело вне поля рациональности.
Сейчас вот с Навальным не прорвало, удержалась тонкая пленочка. А осенью этого года может быть не удержится. Или зимой. Или в следующем году. Прогнозировать точную дать невозможно.
Но возможно предсказать одно: когда эту дамбу прорвет, мало не покажется никому. Как писал Пушкин ровно, не приведи никому увидеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный.
