Рейчел Гленнерстер, главный экономист министерства иностранных дел Великобритании, отвечает за то, чтобы внешняя политика была подкреплена экономическим анализом. В мае у нее состоялся виртуальный визит в Россию, и одним из главных обсуждавшихся вопросов был переход к зеленой экономике. Эта тема — одна из приоритетных для Великобритании, учитывая, что в ноябре в Глазго должна пройти конференция ООН по изменению климата COP26, перенесенная с прошлого года из-за пандемии.
С представителями Банка России Гленнерстер, в частности, обсуждала риски, связанные с мировой экономикой и климатическими изменениями. О том, как центробанки могут учитывать влияние экологических факторов на устойчивость финансовой и экономической системы; для чего нужен трансграничный углеродный сбор; стоит ли нефтедобывающим компаниям диверсифицировать свой бизнес; почему российская экономика не растет так, как позволяет ее «потрясающий человеческий капитал»; может ли нынешний скачок цен повлиять на психологию людей и перерасти в устойчивые инфляционные ожидания, — Гленнерстер рассказала в интервью VTimes.
Как центробанкам помочь климату
— После того, как отношения между двумя нашими странами ухудшались не один год, и в то время, как другие западные страны и Россия высылают дипломатов друг друга, Великобритания активизирует контакты. За последние полгода вы уже третий представитель британского МИДа, посещающий Россию физически или виртуально, ведущий переговоры с российскими коллегами. Чем вызвана такая активность и на какие сферы она направлена?
— Мы стараемся поддерживать отношения с Россией в экономической, научной, исследовательской областях. Россия может сыграть важную роль в борьбе с изменением климата, и мы считаем эту сферу крайне важной, тем более что в этом году мы проводим COP26. Россия занимает четвертое место в мире по выбросам углекислого газа. При этом ее леса являются крупным поглотителем СО2, но также есть потенциальные серьезные проблемы с таянием вечной мерзлоты и т. д. У нас тесные экономические связи в этой области, так как в России работают британские нефтегазовые компании. Для нас это важная сфера интересов, и мы призываем Россию ставить более амбициозные цели в рамках Парижского соглашения по климату.
Я общалась с коллегами из Банка России, у нас с ними хорошие отношения. Мы обсуждали риски, связанные и с мировой экономикой, и, опять-таки, с климатическими изменениями. Марк Карни, бывший председатель Банка Англии (перед уходом с этого поста в начале 2020 г. был назначен специальным посланником ООН по борьбе с изменением климата и финансам. — VTimes), много работал с центробанками по всему миру, обсуждая, как им учитывать климатические изменения при оценке рисков в финансовом и корпоративном секторах и обеспечить прозрачность в этом вопросе.
— В последнее время было представлено несколько инициатив по учету климатических рисков в политике центробанков. Какие конкретно шаги вы обсуждали с Банком России?
— Как и с центробанками других стран — каким должен быть стандартный набор инструментов, как обеспечить прозрачность, то есть стимулировать компании сообщать о климатических рисках, чтобы банки могли их учитывать при кредитовании и инвестициях и сообщать о них. Одна важная область — нужны регуляторные требования, которые бы определяли, что именно компании должны включать в отчетность об этих рисках. Другая — стресс-тесты, которые центробанки должны проводить для оценки последствий изменения климата, рассматривая разные сценарии. Банк России отлично проводит стресс-тесты, учитывающие изменение цен на углеводороды, — это для России один из основных рисков. Но есть и другие, например возросшая вероятность стихийных бедствий. В российском ЦБ тщательно анализируют эту тему, что прекрасно, и мы провели плодотворную дискуссию по ее техническим аспектам.
— Многие крупные институциональные инвесторы заявляют, что будут анализировать свои портфели и работать с компаниями, убеждая их ставить цели по сокращению выбросов и разрабатывать стратегии по их достижению. Стоит ли центробанкам стимулировать такую деятельность компаний?
— Выявление рисков и информирование о них — первый шаг. И он становится тем важнее, что многие инвесторы, как вы сказали, уделяют этому вопросу все больше внимания: для принятия решений об инвестициях им теперь нужна в том числе такая информация. Центробанки не могут указывать инвесторам не вкладывать деньги в какие-то компании, но они могут с помощью регуляторных требований способствовать раскрытию информации, а также в какой-то момент сказать: «Если вы не принимаете климатические риски в расчет, мы считаем, что это угрожает вашей стабильности и вам необходимо обеспечить достаточность капитала, которая бы позволила им противостоять». То есть чтобы центробанки могли реализовать свои полномочия по обеспечению макроэкономической стабильности, они должны создать финансовые стимулы для учета таких рисков, в том числе за счет формирования дополнительного капитала.
— Есть также предложения центробанкам изменить правила приема залога. Например, отдавать предпочтение зеленым облигациям, принимая бонды в обеспечение при операциях с коммерческими банками, или снижать залоговую стоимость активов с более высокой интенсивностью выбросов углекислого газа.
— Я хотела бы вначале обратить внимание на другой момент. Главное, что сейчас нужно сделать с зелеными облигациями, — выработать для них общие критерии и согласовать их. Большая проблема с зеленым финансированием — определить, это гринвошинг (т. е. представление инструмента в качестве зеленого в основном в маркетинговых целях. — VTimes) или привлечение средств в по-настоящему чистый проект. Это область, требующая принятия классических мер регуляторного характера.
Центробанки могут сделать многое, но, нужно признать, не все. Если ЦБ будет в одиночку пытаться перевести экономику на зеленые рельсы, далеко он не уедет. С некоторыми задачами лучше справятся другие правительственные ведомства. Поэтому я призываю правительство России участвовать в идущих сейчас изменениях и пытаться решить вопросы, которые они порождают. Стоит ли Центробанку делать свои инвестиции и операции полностью зелеными? Кто-то будет утверждать, что это выходит за рамки его полномочий, а я скажу: гораздо важнее, чтобы он не действовал в одиночку, нужна более масштабная стратегия.
Что делать с углеводородами
— Международное энергетическое агентство (МЭА) в мае призвало прекратить инвестиции в новые нефтяные и газовые проекты, если мир хочет достичь цели сократить нетто-выбросы СО2 до нуля к 2050 г. В России и Великобритании достаточно крупный нефтяной сектор. Как вы оцениваете позицию МЭА?
— Великобритания как государство само в нефтяную отрасль не инвестирует. Но мы приняли решение прекратить поддержку углеводородных проектов за рубежом, в том числе через наши организации экспортного финансирования. Мы также обсуждаем подобные шаги с международными финансовыми организациями. Думаю, газ в ряде мест будет сохранять свое значение в качестве переходного топлива. Ситуация с нефтью гораздо хуже, а с углем — еще хуже. Мы прилагаем огромные усилия, чтобы прекратить использование угля, и призываем к этому другие страны. Уголь очень вреден и для климата, и для здоровья.
— Мы все помним по фильмам окутанный смогом Лондон полвека-век назад.
— Моя мама рассказывала, как она ехала на велосипеде и из-за смога не видела его руль. Но уголь в Лондоне жечь перестали, и город в итоге избавился от смога. Сегодня у нас есть свидетельства того, насколько велико количество непрожитых лет жизни из-за загрязнения воздуха, в которое уголь внес огромный вклад. Газ гораздо чище, и он позволит обеспечить переход к возобновляемой энергетике.
— BP приняла стратегию по сокращению выбросов углекислого газа и диверсификации в пользу возобновляемых источников энергии. Но, будучи крупным акционером «Роснефти», она не поднимает вопрос о ее планах продолжать активно добывать нефть, в том числе за счет разработки крупного месторождения в Арктике. Как британское правительство относится к этому?
— Я бы обратила внимание вот на какой важный момент. Мне кажется, российские нефтяные компании должны заняться диверсификацией (как это делает ВР) не только потому, что это важно для мира и климата, но потому что в их собственных интересах снизить риски. Если вы работаете в одном секторе, от продукции которого мир пытается избавиться, это очень плохой выбор в плане бизнеса. Я бы настоятельно советовала российским компаниям, так же как и ВР, инвестировать с учетом долгосрочных перспектив. Я, конечно, не буду говорить BP, какие именно инвестиции ей делать, но мы все должны оказывать давление на такие компании, чтобы они задумывались о своих действиях. И ВР, мне кажется, реагирует на это давление.
Правительство действует через регулирование, налогообложение, выдачу лицензий. Поэтому российское правительство должно решить, выдавать ли лицензии на работы, которые наносят природе урон. При этом, повторюсь, сами компании должны учитывать чисто экономические факторы, связанные с климатическими рисками.
— Как вы оцениваете инвестиционный климат в России?
— Статистика по торговле между Россией и Великобританией достаточно хорошая. Но, конечно, Россия может многое сделать, чтобы повысить свою привлекательность для международных и даже для внутренних инвесторов. Многие мне говорили: в России мы предпочитаем стабильность росту. И статистика это подтверждает. Темпы экономического роста не очень высокие и не такие, какими они должны были бы быть, учитывая фантастический человеческий капитал вашей страны. Это как раз и позволяет оценить уровень уверенности инвесторов, их ожиданий относительно того, смогут ли они свободно развивать свой бизнес, не экспроприируют ли его, позволит ли правительство им работать.
Россия развивается не так динамично, как должна была бы, учитывая ваш потрясающий человеческий капитал. Ее рост — ниже потенциала.
Углеродный стимул
— ЕС готовится ввести трансграничный углеродный сбор. В чем его смысл?
— Изменение климата — это глобальная проблема, и страны могут предпринимать действия по ее решению по отдельности, а могут также пытаться стимулировать другие страны принять в этом участие. И трансграничный углеродный сбор нацелен как раз на это. Это попытка использовать налоги и стимулы, чтобы подвигнуть другие страны на действия по борьбе с изменением климата. Отсутствие таких действий может навредить всем нам. Но предстоит приложить еще много усилий, чтобы понять, как этот механизм может работать и как правильно использовать такие стимулы. Технически очень сложно применять их к отдельным продуктам, поэтому нужно выработать общие подходы, которые не должны нарушать правила ВТО.
— Сбор может отрицательно повлиять прежде всего на страны, в которых нет системы торговли выбросами СО2. В России ее нет, в Великобритании — есть. Может ли введение такого сбора или план по его введению привести к созданию международной системы торговли выбросами вместо разнородных национальных систем?
— Концентрация ресурсов на решении определенной проблемы может дать хороший результат, и международная система торговли выбросами помогла бы его добиться. Но, с другой стороны, ее создание связано с многочисленными трудностями, поэтому странам не стоит ждать появления такой идеальной системы и ничего не делать. Каждая страна должна действовать, и по мере движения мы будем пытаться эти действия координировать. В этом как раз положительное следствие введения трансграничного углеродного сбора: национальная система будет стимулировать другие страны.
Горячая тема для обсуждения
— До пандемии основные меры по стимулированию экономики предпринимали центробанки, теперь эстафетную палочку переняли правительства. Какой вам видится постковидная экономика? Какую роль в ней играют фискальная и денежная политика?
— Это зависит от ситуации в каждой конкретной стране. Многие страны стимулировали экономику с помощью масштабных и универсальных бюджетных вливаний. Но пандемия по-разному повлияла на страны и группы населения. Где-то бедные пострадали сильнее всего, у кого-то, наоборот, сильно выросли сбережения. Бюджетная политика как раз может помочь выровнять ситуацию. Экономика восстанавливается во многих странах, но для некоторых групп населения долгосрочные последствия кризиса оказались более тяжелыми, поэтому можно использовать бюджетные средства для целевой поддержки таких групп. Но масштаб и конкретные детали такой поддержки, конечно, зависят от того, на какой стадии восстановления находится экономика той или иной страны. Многие экономики еще даже не вышли из кризиса, тогда как другие уже вскоре могут достичь докризисного уровня.
— Во время пандемии сильно вырос госдолг, особенно в развитых странах. В некоторых из них центробанки теперь фактически монетизируют госдолг. Часть экономистов считает, что это правильно и осмотрительную бюджетную политику нужно оставить в прошлом, потому что нынешняя ситуация сильно отличается. Другие пугают, что в конечном итоге это приведет к катастрофическим последствиям, включая гиперинфляцию. Как вы оцениваете ситуацию и риски?
— У разных стран очень разный уровень долга. Общее заключается в том, что процентные ставки в мире в целом весьма низки, поэтому стоимость обслуживания долга гораздо ниже, чем в прошлом. Это очень важный фактор, когда вы оцениваете уровень странового долга. Конечно, есть риск повышения процентных ставок и вместе с ним — стоимости обслуживания этого долга. Об этом, безусловно, нужно помнить, нельзя рассчитывать, что реальные или даже номинальные ставки будут вечно оставаться на таком низком уровне. Но также нужно понимать: когда раз в полстолетия или в столетие случается такой шок, задача правительств — его смягчить и долг — один из инструментов для этого. Это абсолютно нормально. Означает ли это, что нас больше не должен волновать уровень задолженности? Нет. Конечно, нужно думать о рисках, о выгодах и издержках.
— Есть ли риск значительного ускорения инфляции и того, что центробанки будут слишком долго медлить с ужесточением денежной политики?
— Это сейчас горячая тема для обсуждения среди экономистов. В последнее время мы наблюдаем скачок цен, и он объясняется тем, что во время карантинов был спрос на одни вещи, сейчас он переместился на другие, а предложение не смогло адаптироваться. То есть рост цен, который еще будет продолжаться, объясняется недостаточным предложением. Можно надеяться, что, если экономика будет хорошо функционировать, этот недостаток будет ликвидирован: ценовые сигналы сделают определенные виды бизнеса более прибыльными, например производство чипов. То есть эти факторы ведут к росту цен, но не обязательно к устойчивому ускорению инфляции. Инфляция — это во многом производная от психологии людей. Сложно прогнозировать, сочтут ли они нынешний скачок цен разовым событием или он постепенно укрепится в их сознании, порождая инфляционные ожидания.
Экономисты были не очень успешны в прогнозировании психологического поведения людей. Инфляционные ожидания были низки в течение длительного времени, и, по моим оценкам, многие люди считают нынешний рост цен разовым явлением. Но риск формирования восприятия того, что они будут расти год за годом, повышается, поэтому мы должны очень внимательно отслеживать эту ситуацию. Если посмотреть на уровень инфляционных ожиданий на финансовом рынке, он повысился, но не до такой степени, чтобы начинать сильно волноваться.
