Утром 6 июня мне стали приходить странные СМС от моего банка в Москве. Сообщение было одно и то же: мои счета были заблокированы из-за серии списаний, слишком больших для моего остатка на счете. Все они были приостановлены, один за другим.
Затем пришли сообщения из моего второго российского банка о том, что я был оштрафован на сумму, эквивалентную $80 000 США по каждому счету.
Я журналист-расследователь, поэтому я видел такие вещи раньше. Это было похоже на какую-то фишинговую атаку, и это подозрение усилилось, когда я проверил информацию о штрафах на правительственном сайте и ничего не нашел.
Только тогда пришел еще один текст, который помог расшифровать происходящее. В нем говорилось, что мои счета не просто заблокированы, а заморожены, потому что теперь я стал объектом уголовного расследования. По совету моего московского адвоката я проверил список разыскиваемых в России на сайте МВД и нашел себя — профиль с моей фотографией и биографическими данными. Но сайт МВД не удосужился указать обвинение, или хотя бы какое госучреждение с ним связано.
Следующий шаг потребовал времени и детективной работы, но я наконец понял, что нужно изучить дела против тех, кто был до меня, — российских журналистов, которые стали объектом преследования властей с начала войны.
Вскоре выяснилось, что мое дело и другие дела против российских журналистов — все с одинаковыми официальными номерами — были возбуждены Следственным комитетом. Это ведомство обычно занимается делами, имеющими серьезнейшее значение для государства.
Чем больше я копал, тем больше осознавал масштаб кремлевской кампании против независимых журналистов. В оруэлловской реальности России 2022 года тех, кто публикует что-либо, противоречащее государственному нарративу, смехотворно обвиняют в распространении «фейков» о войне.
Масштаб этой новой волны репрессий пока неизвестен — я узнал о своем деле только потому, что мне сообщили об этом мои банки, и другие журналисты тоже почти случайно обнаруживали, что им были предъявлены обвинения. Впрочем, порядковые номера наших уголовных дел дают подсказку: последние цифры колеблются от 50 до 500, что теоретически может означать, что в Кремле расследуются сотни дел.
Объявление в розыск и заочные ордера на арест теперь являются излюбленными инструментами Кремля. Это серьезная кампания, но и отчаянная — под ударом оказались те журналисты, которые, как и я, уехали из страны и продолжают из изгнания разоблачать планомерную кремлевскую кампанию лжи.
И тут открывается нечто действительно интересное и немного неожиданное; решение о выдаче ордеров на арест говорит яснее, чем когда-либо, что технические средства навязывания государственной информационной монополии — Российский суверенный интернет-фильтр — просто не работают.
Это я тоже узнал из своего случая. 7 июня мне наконец-то попался документ, который Следственный комитет представил в суд в обоснование заморозки моих счетов и внесения в розыск.
Главный следователь Куровской заявил суду, что мое преступление связано с моим интервью о войне на YouTube-канале «Популярная политика» 11 марта. Следователь сказал, что я ставил под сомнение подготовку и компетентность войск Росгвардии, дислоцированных для боевых действий в Украине, и что мой вопрос сводился к дезинформации о деятельности российских войск, занятых «защитой интересов России и поддержанием международного мира и безопасности».
Сначала я был озадачен, почему именно этот комментарий вызвал такую негативную реакцию. И тут я прочитал название ролика, на которое ссылается Куровской. Это был «Андрей Солдатов: генералы ФСБ арестованы из-за войны».
Наконец, щелкнуло. Настоящей причиной возбуждения дела против меня стал мой репортаж с Ириной Бороган о чистках ФСБ с начала войны, в частности, об аресте Сергея Беседы, начальника Пятой службы ФСБ, отдела внешней разведки. Ссылка на Нацгвардию была лишь предлогом.
Кремль яростно (и безуспешно) отрицал какие-либо чистки или проблемы в ФСБ, утверждая, что все идет «по плану». Наш сайт Agentura.ru был заблокирован, а власти начали «спецоперацию» по дезинформации, чтобы свести к минимуму наши репортажи. Теперь стало ясно, что они используют старомодные меры в надежде заблокировать наши разоблачения о ФСБ. В итоге 29 апреля я был объявлен в розыск в России, а 4 мая — в международный розыск.
Все это довольно неприятно с личной точки зрения, но это также признак того, что правительство изо всех сил пытается изолировать Россию от интернета и ввести цензуру.
Куровской признал в суде, что рассматриваемое видео посмотрели 1,8 млн человек. А канал «Популярная политика» на YouTube, с которым я разговаривал, принадлежит сторонникам находящегося в заключении лидера оппозиции Навального.
Несмотря на все усилия, угрозы и законодательные инструменты репрессий, находящиеся теперь в руках государства, независимые российские журналисты и российская оппозиция по-прежнему имеют прямой доступ к российской общественности.
Новый железный занавес, призванный остановить идеи и правду, уже ржавеет. И это очень плохие новости для Кремля.
