Поддержите The Moscow Times

Подписывайтесь на «The Moscow Times. Мнения» в Telegram

Подписаться

Позиция автора может не совпадать с позицией редакции The Moscow Times.

Экономика РФ: десять не потерянных режимом лет

Живучести путиномики сейчас дивится весь мир. Но странно, что эта живучесть стала сюрпризом. С 2014-го, с первого вторжения в Украину, режим целенаправленно сооружал в России хозяйственную машину, умеющую работать – и воевать! – в любых ситуациях.
В 2018 году казалось, что силовики обеспечивают «пенсионную реформу» – на самом деле они обеспечивали будущую войну
В 2018 году казалось, что силовики обеспечивают «пенсионную реформу» – на самом деле они обеспечивали будущую войну eurasia.net

Много лет главной характеристикой путинской экономической модели считали ее застойность. О жизнестойкости начали говорить только года полтора назад, когда воюющая, обложенная санкциями экономика, вопреки ожиданиям экспертов, стала уверенно наращивать потенциал. 

Чтобы понять, почему, надо вернуться в начало 2010-х годов, в канун первой российско-украинской войны.

В империю из тупика

К 2013-му «мирная» хозяйственная модель раннепутинских лет зашла в тупик. Несмотря на огромные нефтедоходы (баррель Brent в том году стоил $109), ВВП перестал расти. Экономическое чудо закончилось.

С начала 1999-го до середины 2008-го российская экономика выросла почти вдвое. Это был скачок, почти не имевший аналогов в российской истории. Потом, с началом всемирной рецессии, ВВП за три квартала упал на 10%, напомнив о катаклизмах 1990-х.

С середины 2009-го были несколько лет устойчивого, хотя и небыстрого подъема. И только в 2013-м экономика РФ окончательно забуксовала, будучи всего на 2% выше пиковых квартальных уровней 2008-го. С хозяйственной моделью надо было что-то делать.

Взрывной подъем начала XXI века во многом был просто восстановительным ростом. В эти годы удалось, наконец, загрузить неиспользованные мощности и полубезработную рабочую силу. И конечно, использовать возможности, созданные новопостроенным капитализмом, и конкурентные выгоды от тогдашней дешевизны рубля.

И вот все это иссякло. Мощности загрузились, безработица упала, рубль окреп. А раннепутинский капитализм повернулся к экономике своим воровским и блатным лицом — слишком много ресурсов уходило не на развитие, а на потребности друзей режима. Все более обременительными стали казаться правителю и траты на простой народ, которые на первых этапах своего правления он сам же и раздул, резко подняв пенсии и пособия.

Надо было определиться, как быть дальше. Либерализация экономики, конечно, исключалась. Отрекаться от себя режим не собирался. Но вроде бы ничто не мешало ему просто жить в застое, позволяя верхушке купаться в роскоши и жалуя небольшие суммы простонародью. Именно к этому тянулось большинство правящего слоя. Но правитель выбрал военно-имперский путь. 

Выполнение заявок

Случайно или нет, но в 2014-м, к началу первого вторжению в Украину, часть российской экономики уже перестраивалась на военный лад. Гигантская программа вооружений (20 трлн руб. за 10 лет) начала осуществляться еще в 2011-м.

Поэтому в 2013-м, по подсчетам стокгольмского SIPRI, военные расходы РФ поднялись до $88 млрд (4% ВВП) и были в полтора раза выше, чем несколькими годами раньше.

С началом российско-украинских войн новая хозяйственная модель должна была не только обеспечивать войска оружием, но одновременно и оборонять режим от западных санкций, и сохранять высоко ценимое Путиным финансовое равновесие.

Решение вождем этого набора задач больше походило на авральное исполнение маниакальных устремлений, чем на реализацию продуманного плана.

Но в его распоряжении были первоклассные команды хозяйственных менеджеров, возглавляемые подлинными столпами режима — Антоном Силуановым и Эльвирой Набиуллиной. Они научились блестяще выпутываться из любых крайних ситуаций, создаваемых как внешними обстоятельствами, так и самим Путиным.

И первым испытанием новой хозяйственной системы стало падение нефтецен, совпавшее с внешними санкциями и пиком милитаристских трат.

Санкции вводились двумя волнами — сначала весной 2014-го из-за аннексии Крыма, потом летом в ответ на вторжение в Донбасс и сбитие пассажирского «Боинга». Нефть начала дешеветь со второй половины того же года, и это гораздо сильнее ударило по экономике РФ.

В 2016-м, в год наихудшего падения цен, баррель Brent стоил всего $44 и был в 2,5 раза дешевле, чем в предвоенном 2013-м. Рубль, который за предыдущие 13 лет, с 2000-го до 2013-го, почти не ослабел (его курс изменился за это время с 28,1 до 31,9 за доллар), упал к 2016-му более чем вдвое — до 67 за доллар. Российский ВВП, вычисленный в долларах по текущему курсу, рухнул с $2,2 трлн в 2013-м до $1,3 трлн в 2016-м.

Но государственные финансисты, урезав все траты, кроме военных, и сильно сократив реальные доходы рядовых людей, обеспечили выполнение всех путинских милитаристских заявок — и даже сумели избежать радикального роста инфляции. В тяжелейшем 2016-м доля военных расходов поднялась (по подсчетам SIPRI) до 5,3% ВВП, а фактически, видимо, была еще выше.

Но ради этого пришлось основательно тряхнуть государственной казной. Дефицит консолидированного бюджета РФ подскочил с 0,8 трлн руб. в текущих ценах (1,2% ВВП в 2013-м) до 3,1 трлн руб. (3,6% ВВП) в 2016-м.

Чтобы в дальнейшем избежать таких неудобств, надо было разгрузить режим от части невоенных обязательств, оставшиеся — упорядочить, а всю хозяйственную систему приспособить к предстоящим чрезвычайным обстоятельствам. Требовались своего рода реформы, и их провели.    

Две предосторожности и одна жемчужина

Когда говорят о потере российских международных резервов, замороженных в 2022-м, или о трудностях переключения торговли с Европы на Китай в том же году, то забывают, как много режим успел сделать за предшествующие несколько лет. Ему не пришлось начинать самоизоляцию с нуля. 

С 2018-го, после отравления Скрипалей, Центробанк РФ почти полностью избавился от долларовых и фунтовых активов. Остались евровые, которые и были изъяты у России сразу, как она начала свое второе вторжение в Украину. Но ущерб мог быть еще более сокрушительным.

Что же до «поворота на Восток», то накануне первого вторжения, в 2013-м, на Китай приходилось 16% российского импорта ($50 млрд). И на второго по величине торгового партнера, которым тогда была Германия, — 12% ($38 млрд).

А перед вторым вторжением, в 2021-м, из Китая пришло уже 25% российского импорта ($73 млрд), в то время как из Германии — всего 9% ($27 млрд). Дальнейший «поворот на Восток», который затем срочно потребовался (в 2023-м из КНР поступили товары на $111 млрд, т. е. почти 40% импорта РФ; вес импорта из Германии упал до 3%, а его стоимость — до $10 млрд) был таким образом неплохо подготовлен.

Но жемчужиной милитаристских преобразований стала, конечно, пенсионная реформа 2018 года.

Когда ее протаскивали, то объясняли, что доля ВВП, идущая на пенсии, якобы стремительно увеличивается, и что субсидии Пенсионному фонду растут слишком быстро. Казенные цифры, обосновывающие и то, и другое, были продуктом обманов и подтасовок. Сведения о соцобеспечении в РФ намеренно запутаны и скрыты.

Из Пенсионного фонда платятся далеко не только страховые пенсии, а пенсии платятся далеко не только из Пенсионного фонда. Доля ВВП, которая шла на все разновидности пенсий, составляла тогда около 10%, т. е. была внушительной, но не чрезмерной, а расчеты организаторов реформы показывали, что в предстоящие годы эта пропорция серьезным образом не изменится, даже если все оставить, как есть.

Подлинная задача реформы не имела ничего общего с рационализацией пенсионной системы и была предельно проста. Режим решил резко, по меньшей мере на 3% ВВП, уменьшить расходы на пенсии для низших сословий (так называемые страховые) и полностью сохранить пенсии у всех привилегированных категорий (чиновников, военных, фээсбэшников, тюремщиков, депутатов, судей и т. д.).

Кто заплатил за эту устойчивость 

К началу второй российско-украинской войны экономия на пенсиях для бедных была уже весьма велика и уверенно росла. Помогало милитаризации и упорядочение «гражданских» трат, сведенных с 2019-го в «национальные проекты», т. е. специально организованные кормушки для избранных магнатов.

Дальнейшее манипулирование этими расходами позволит, начиная с этого и следующего года, когда «национальные проекты» перелицуют, ужать все «гражданское» еще больше. 

Но и то, что уже проделано, позволило в 2023-м избежать того хозяйственного напряжения, которое пришлось преодолеть в пиковом 2016-м. 

Дефицит консолидированного бюджета в 2023 году был в относительных долях отчетливо меньше, чем тогда (2,3% ВВП; 3,9 трлн руб.). ВВП в 2023-м оказался примерно таким же, как и в предвоенном 2021-м. А в 2016-м он был на 3% ниже, чем в 2013-м. И не так радикально, как в тот раз, упал рубль — не вдвое, а только с 73,7 за долл. в 2021-м до 85,2 за долл. в 2023-м. 

И все это при росте общих трат на войну в 2023-м примерно до $160 млрд (8% ВВП).

Разумеется, запас прочности у нынешней милитаризованной версии путиномики не безграничен. Его довольно быстро можно исчерпать при попытках выжать из нее еще больше. И видно, кто и сколько заплатил за эту устойчивость. 

За 10 лет, с 2013-го по 2023-й, средняя зарплата в РФ уменьшилась (считая в текущих долларах) с $934 до $859. А средняя страховая пенсия за это время упала с $311 до $227, т. е. коэффициент замещения снизился с 33,3% до 26,4%.

***

Экономическая модель, построенная Путиным за эти годы, с началом нынешней войны довольно гладко перешла на режим усиленной работы: увеличивает выпуск военного снаряжения, поддерживает шикарную жизнь верхних сословий, обеспечивает доходы новых зажиточных (контрактников, получателей гробовых, работников военных отраслей) и почти автоматически снижает уровень жизни остальных.

Чем глубже эта хозяйственная система уходит в свои милитаристские процедуры, тем меньше она похожа на нормальную экономику, нацеленную на работу в интересах большинства.

читать еще

Подпишитесь на нашу рассылку