Через два дня после подрыва машины около многоквартирного жилого дома в Волгодонске границы Чеченской Республики (Ичкерия) были заблокированы, и начались массовые бомбардировки её территории. Достигнутые первые успехи — вместе со страхами населения — вскоре обеспечили переход России в личную собственность Владимира Путина.
Я давно считаю терроризм рубежа XX и XXI веков «крайне своевременным противником» (Иноземцев, Владислав. «Очень своевременный противник»: Россия в глобальной политике, том 3, № 3, май/июнь 2005, сс. 38–53). Он не только помогал политикам приходить к власти, но и позволял выстраивать глобальные внешнеполитические конфигурации, эксплуатируя банальное, но совершенное естественное стремление людей к безопасности. Чтобы быть в их глазах сильными и ответственными лидерами, государственные деятели во многих странах стремились «искоренить терроризм», и это «продавалось» практически везде.
Поэтому: если Кремль сам срежиссировал 25 лет назад те чудовищные теракты — дважды в Москве, в Волгодонске и несостоявшийся, «сахарный» в Рязани, — он попал в точку и добился всех поставленных целей.
Однако прошедшие четверть века показали: безотносительно к тому, кто стоял за теми терактами, ответы на них определили динамику российской истории на десятилетия вперёд. С одной стороны, они закрепили значение «безопасности» для власти и создали такую ее структуру, которая целиком и полностью была подчинена обеспечению «порядка» в самом примитивном его понимании.
И эта динамика обусловила то, что победа над одним врагом требовала назначения нового, т. к. конструктивная деятельность уже не считалась важной задачей государства.
И другое следствие: «усмирение» Чечни вернуло этот совершенно бесполезный инородный элемент в контур российской политической конструкции, утвердив ее имперскую природу и в той или иной форме потребовав укрепления экспансионистских трендов. Перед подобным же вызовом стояла за сорок лет до того Франция, но тогда Шарль де Голль решился предпочесть борьбе — развитие, признал независимость Алжира, вывел из бывшей провинции французские войска, а менее чем через десять лет, проиграв референдум, мирно удалился на покой.
Россия пошла по иному пути.
Именно события 1999–2000 годов создали механизм, в котором власть не только усвоила принцип конфронтационного мышления, но и сделала продуцирование угроз своей главной функцией. Со временем, когда скоротечный альянс с Западом на почве борьбы с террором распался, Кремль вспомнил (или не забывал), что именно западные державы, начавшие в то же время расширять НАТО и ЕС, были (неважно, правда или нет) спонсорами антироссийских вылазок исламистов.
Ненависть к свободному миру устойчиво усиливалась, и новым источником угрозы стала Украина, в которой воплотились все московские фобии: «антироссийскость», «национализм», «подыгрывание Западу» и т. д. Пропаганда развернулась в сторону преувеличения очередной угрозы — но в отличие от той, прежней, в борьбе с ней Кремль не мог рассчитывать не то что на союзничество Запада, но даже на его нейтралитет — и в этом был его самый большой просчет.
Практически с того самого времени, как Чечня была подчинена Москве в 2004–2005 годах, украинская тема стала основной, градус истерии постоянно повышался, и попытка решить украинский вопрос столь же радикально, как чеченский, становилась неизбежной. «Петля» российской истории затянулась в феврале 2022 года: если в «борьбе с чеченским терроризмом» закончились конкурентные губернаторские выборы и конкурентная партийная политика, то в борьбе с западным влиянием на территории Украины — остатки свободы прессы, собраний и прочие «буржуазные пережитки».
Но «отрыжка» обоих процессов оказалась очень похожей: наступление на Чечню породило новую волну атак — уже не срежиссированных в ФСБ — на российской территории, а «специальная военная операция» обернулась не только ударами по важным объектам в глубоком тылу, но и оккупацией части Курской области. К тому же все происходящее выглядит только прелюдией: вопрос об использовании дальнобойных натовских ракет для ударов по российским тылам практически решён. И вне зависимости от того, чем на это ответит Москва, безопасности российским гражданам это никак не прибавит.
Безопасность, на обещание которой Владимир Путин «поймал» россиян двадцать пять лет тому назад, в современном мире не может быть обеспечена военным путем. В этом убедились все, кто в то или иное время вовлёкся в пресловутую «войну с террором»: рано или поздно и европейские участники «коалиции решительных», и сами Соединённые Штаты вывели свои войска с Ближнего Востока, за ввод которых они поплатились невиданными терактами на своей территории.
Жертвы, которые понесла Россия четверть века тому назад, тоже оказались напрасны: Чечню Москва не подчинила — напротив, сама стала её данником. Но намного страшнее то, что страна доверилась специалистам по безопасности, итогом деятельности которых стало постоянное расширение пространства войны и насилия.
Пространства, которое грозит разрушить не несколько домов в Москве или Волгодонске, а всю Россию.
